Неточные совпадения
Сначала он из одного чувства сострадания занялся тою новорожденною слабенькою
девочкой, которая не была его дочь и которая была заброшена во время болезни
матери и, наверно, умерла бы, если б он о ней не позаботился, — и сам не заметил, как он полюбил ее.
Пухлая, хорошо выкормленная
девочка, как всегда, увидав
мать, подвернула перетянутые ниточками голые ручонки ладонями книзу и, улыбаясь беззубым ротиком, начала, как рыба поплавками, загребать ручонками, шурша ими по накрахмаленным складкам вышитой юбочки.
Мать взглянула на нее.
Девочка разрыдалась, зарылась лицом в коленях
матери, и Долли положила ей на голову свою худую, нежную руку.
Девочка хотела сказать, но забыла, как лопатка по-французски;
мать ей подсказала и потом по-французски же сказала, где отыскать лопатку. И это показалось Левину неприятным.
Девочка, сидя у стола, упорно и крепко хлопала по нем пробкой и бессмысленно глядела на
мать двумя смородинами — черными глазами.
Девочка знала, что между отцом и
матерью была ссора, и что
мать не могла быть весела, и что отец должен знать это, и что он притворяется, спрашивая об этом так легко. И она покраснела за отца. Он тотчас же понял это и также покраснел.
Кому не скучно лицемерить,
Различно повторять одно,
Стараться важно в том уверить,
В чем все уверены давно,
Всё те же слышать возраженья,
Уничтожать предрассужденья,
Которых не было и нет
У
девочки в тринадцать лет!
Кого не утомят угрозы,
Моленья, клятвы, мнимый страх,
Записки на шести листах,
Обманы, сплетни, кольцы, слезы,
Надзоры теток,
матерей,
И дружба тяжкая мужей!
Итак, она звалась Татьяной.
Ни красотой сестры своей,
Ни свежестью ее румяной
Не привлекла б она очей.
Дика, печальна, молчалива,
Как лань лесная, боязлива,
Она в семье своей родной
Казалась
девочкой чужой.
Она ласкаться не умела
К отцу, ни к
матери своей;
Дитя сама, в толпе детей
Играть и прыгать не хотела
И часто целый день одна
Сидела молча у окна.
Лонгрен поехал в город, взял расчет, простился с товарищами и стал растить маленькую Ассоль. Пока
девочка не научилась твердо ходить, вдова жила у матроса, заменяя сиротке
мать, но лишь только Ассоль перестала падать, занося ножку через порог, Лонгрен решительно объявил, что теперь он будет сам все делать для
девочки, и, поблагодарив вдову за деятельное сочувствие, зажил одинокой жизнью вдовца, сосредоточив все помыслы, надежды, любовь и воспоминания на маленьком существе.
Девочка говорила не умолкая; кое-как можно было угадать из всех этих рассказов, что это нелюбимый ребенок, которого
мать, какая-нибудь вечно пьяная кухарка, вероятно из здешней же гостиницы, заколотила и запугала; что
девочка разбила мамашину чашку и что до того испугалась, что сбежала еще с вечера; долго, вероятно, скрывалась где-нибудь на дворе, под дождем, наконец пробралась сюда, спряталась за шкафом и просидела здесь в углу всю ночь, плача, дрожа от сырости, от темноты и от страха, что ее теперь больно за все это прибьют.
В последнее время она стала все чаще и больше разговаривать с своею старшей
девочкой, десятилетнею Поленькой, которая хотя и многого еще не понимала, но зато очень хорошо поняла, что нужна
матери, и потому всегда следила за ней своими большими умными глазками и всеми силами хитрила, чтобы представиться все понимающею.
— Это — зачеркни, — приказывала
мать и величественно шла из одной комнаты в другую, что-то подсчитывая, измеряя. Клим видел, что Лида Варавка провожает ее неприязненным взглядом, покусывая губы. Несколько раз ему уже хотелось спросить
девочку...
Он пробовал также говорить с Лидией, как с
девочкой, заблуждения которой ему понятны, хотя он и считает их несколько смешными. При
матери и Варавке ему удавалось выдержать этот тон, но, оставаясь с нею, он тотчас терял его.
— Меня беспокоит Лидия, — говорила она, шагая нога в ногу с сыном. — Это
девочка ненормальная, с тяжелой наследственностью со стороны
матери. Вспомни ее историю с Туробоевым. Конечно, это детское, но… И у меня с нею не те отношения, каких я желала бы.
Мать Клима тотчас же ушла, а
девочка, сбросив подушку с головы, сидя на полу, стала рассказывать Климу, жалобно глядя на него мокрыми глазами.
— Какая экзальтированная
девочка, — заметила
мать, одобрительно глядя на Клима, — он смеялся. Засмеялся и Варавка.
Голос у нее бедный, двухтоновой, Климу казалось, что он качается только между нот фа и соль. И вместе с
матерью своей Клим находил, что
девочка знает много лишнего для своих лет.
Когда умолкала боль и слышались только трудные вздохи Наташи, перед ним тихо развертывалась вся история этого теперь угасающего бытия. Он видел там ее когда-то молоденькой
девочкой, с стыдливым, простодушным взглядом, живущей под слабым присмотром бедной, больной
матери.
— Да, да, это правда: был у соседа такой учитель, да еще подивитесь, батюшка, из семинарии! — сказал помещик, обратясь к священнику. — Смирно так шло все сначала: шептал, шептал, кто его знает что, старшим детям — только однажды
девочка, сестра их,
матери и проговорись: «Бога, говорит, нет, Никита Сергеич от кого-то слышал». Его к допросу: «Как Бога нет: как так?» Отец к архиерею ездил: перебрали тогда: всю семинарию…
Марфенька обошла каждую избу, прощалась с бабами, ласкала ребятишек, двум из них вымыла рожицы, некоторым
матерям дала ситцу на рубашонки детям, да двум
девочкам постарше на платья и две пары башмаков, сказав, чтоб не смели ходить босоногие по лужам.
В доме какая радость и мир жили! Чего там не было? Комнатки маленькие, но уютные, с старинной, взятой из большого дома мебелью дедов, дядей, и с улыбавшимися портретами отца и
матери Райского, и также родителей двух оставшихся на руках у Бережковой девочек-малюток.
Ну, а эти
девочки (elles sont charmantes [Они очаровательны (франц.).]) и их
матери, которые приезжают в именины, — так ведь они только свою канву привозят, а сами ничего не умеют сказать.
В дверях гостиной встретили нас три новые явления: хозяйка в белом чепце, с узенькой оборкой, в коричневом платье; дочь, хорошенькая
девочка лет тринадцати, глядела на нас так молодо, свежо, с детским застенчивым любопытством, в таком же костюме, как
мать, и еще какая-то женщина, гостья или родственница.
Мать нагнулась в первую кроватку, в которой, раскрыв ротик, тихо спала двухлетняя
девочка с длинными вьющимися, растрепавшимися по подушке волосами.
Ни отец ни
мать не дали ни
девочке ни мальчику объяснения того, что они видели. Так что дети должны были сами разрешить вопрос о значении этого зрелища.
Женщина эта —
мать мальчишки, игравшего с старушкой, и семилетней
девочки, бывшей с ней же в тюрьме, потому что не с кем было оставить их, — так же, как и другие, смотрела в окно, но не переставая вязала чулок и неодобрительно морщилась, закрывая глаза, на то, что говорили со двора проходившие арестанты.
Она и окрестила
девочку, а потом, жалея свою крестницу, давала молока и денег
матери, и
девочка осталась жива.
Рагожинские приехали одни, без детей, — детей у них было двое: мальчик и
девочка, — и остановились в лучшем номере лучшей гостиницы. Наталья Ивановна тотчас же поехала на старую квартиру
матери, но, не найдя там брата и узнав от Аграфены Петровны, что он переехал в меблированные комнаты, поехала туда. Грязный служитель, встретив ее в темном, с тяжелым запахом, днем освещавшемся коридоре, объявил ей, что князя нет дома.
Девочка, сообразив выражение лица отца и
матери, разрешила вопрос так, что это были люди совсем другие, чем ее родители и их знакомые, что это были дурные люди, и что потому с ними именно так и надо поступать, как поступлено с ними. И потому
девочке было только страшно, и она рада была, когда этих людей перестало быть видно.
Ребенку было три года, когда
мать ее заболела и умерла. Бабка-скотница тяготилась внучкой, и тогда старые барышни взяли
девочку к себе. Черноглазая
девочка вышла необыкновенно живая и миленькая, и старые барышни утешались ею.
Девочка пристально посмотрела на седого старика и, крепко обхватив шею
матери, коротко ответила...
Девочка прильнула к
матери и ни за что не хотела идти на руки к седому настоящему деду; она несколько раз пристально и недоверчиво заглянула в глаза
матери, точно подозревая какую-то измену.
— И отличное дело: устрою в монастырь… Ха-ха…Бедная моя
девочка, ты не совсем здорова сегодня… Только не осуждай
мать, не бери этого греха на душу: жизнь долга, Надя; и так и этак передумаешь еще десять раз.
— Что ты, подожди оплакивать, — улыбнулся старец, положив правую руку свою на его голову, — видишь, сижу и беседую, может, и двадцать лет еще проживу, как пожелала мне вчера та добрая, милая, из Вышегорья, с
девочкой Лизаветой на руках. Помяни, Господи, и
мать, и
девочку Лизавету! (Он перекрестился.) Порфирий, дар-то ее снес, куда я сказал?
Когда Верочке было десять лет,
девочка, шедшая с
матерью на Толкучий рынок, получила при повороте из Гороховой в Садовую неожиданный подзатыльник, с замечанием: «глазеешь на церковь, дура, а лба-то что не перекрестишь? Чать, видишь, все добрые люди крестятся!»
Вера Павловна, — теперь она уже окончательно Вера Павловна до следующего утра, — хлопочет по хозяйству: ведь у ней одна служанка, молоденькая
девочка, которую надобно учить всему; а только выучишь, надобно приучать новую к порядку: служанки не держатся у Веры Павловны, все выходят замуж — полгода, немного больше, смотришь, Вера Павловна уж и шьет себе какую-нибудь пелеринку или рукавчики, готовясь быть посаженною
матерью; тут уж нельзя отказаться, — «как же, Вера Павловна, ведь вы сами все устроили, некому быть, кроме вас».
Сестра с
матерью приезжали туда и ранее нас, и здесь у сестры завязалась дружба с
девочкой немного старше ее.
Отец не думает, что он старше своего сына, а сын не почитает отца и живет, как хочет; старуха
мать в юрте имеет не больше власти, чем девочка-подросток.
Четвертая строка: имя, отчество и фамилия. Насчет имен могу только вспомнить, что я, кажется, не записал правильно ни одного женского татарского имени. В татарской семье, где много
девочек, а отец и
мать едва понимают по-русски, трудно добиться толку и приходится записывать наугад. И в казенных бумагах татарские имена пишутся тоже неправильно.
Члены же женского пола одинаково бесправны, будь то бабка,
мать или грудная
девочка; они третируются, как домашние животные, как вещь, которую можно выбросить вон, продать, толкнуть ногой, как собаку.
Слово участия и ласковый тон вызвали в мальчике еще большую нервную вспышку плача. Тогда
девочка присела около него на корточки; просидев так с полминуты, она тихо тронула его волосы, погладила его голову и затем, с мягкою настойчивостью
матери, которая успокаивает наказанного ребенка, приподняла его голову и стала вытирать платком заплаканные глаза.
Всё многочисленное семейство учительши, — всё
девочки и погодки, начиная с пятнадцати до семи лет, — высыпало вслед за
матерью и окружило его, разинув на него рты.
— Ах, не говорите таких ужасных слов, — перебила его Варвара Павловна, — пощадите меня, хотя… хотя ради этого ангела… — И, сказавши эти слова, Варвара Павловна стремительно выбежала в другую комнату и тотчас же вернулась с маленькой, очень изящно одетой
девочкой на руках. Крупные русые кудри падали ей на хорошенькое румяное личико, на больше черные заспанные глаза; она и улыбалась, и щурилась от огня, и упиралась пухлой ручонкой в шею
матери.
Вспомни
мать свою: как ничтожно малы были ее требования и какова выпала ей доля? ты, видно, только похвастался перед Паншиным, когда сказал ему, что приехал в Россию затем, чтобы пахать землю; ты приехал волочиться на старости лет за
девочками.
Девочка осталась без
матери, отец вечно под своею домной, а в праздники всегда пьян, — все это заставляло Таисью смотреть на сироту, как на родную дочь.
—
Мать, опомнись, что ты говоришь? — застонал Мухин, хватаясь за голову. — Неужели тебя радует, что несчастная женщина умерла?.. Постыдись хоть той
девочки, которая нас слушает!.. Мне так тяжело было идти к тебе, а ты опять за старое…
Мать, бог нас рассудит!
С этой почтой было письмо от родных покойного Вильгельма, по которому можно надеяться, что они будут просить о детях. Я уверен, что им не откажут взять к себе сирот, а может быть, и
мать пустят в Россию. Покамест Миша учится в приходском училище. Тиночка милая и забавная
девочка. Я их навещаю часто и к себе иногда зазываю, когда чувствую себя способным слушать шум и с ними возиться.
Сбоку
матери Агнии стоит в почтительной позе Марина Абрамовна; сзади их, одною ступенькою выше, безответное существо,
мать Манефа, друг и сожительница игуменьи, и мать-казначея, обе уж пожилые женщины. На верху же крыльца, прислонясь к лавочке, стояли две десятилетние
девочки в черных шерстяных рясках и в остроконечных бархатных шапочках. Обе
девочки держали в руках чулки с вязальными спицами.
Мать Агния тихо вошла в комнату, где спали маленькие
девочки, тихонько приотворила дверь в свою спальню и, видя, что там только горят лампады и ничего не слышно, заключила, что гости ее уснули, и, затворив опять дверь, позвала белицу.
Но вот я иду утром по Лебяжьей улице, вижу — собралась толпа, в середине
девочка пяти лет, — оказывается, отстала от
матери и заблудилась, или, быть может,
мать ее бросила.